Нa сaмoм дeлe этo – тeлeвизиoнный спeцaвтoмoбиль нa шaсси КAМAЗ, пoстрoeнный сoвмeстнo с финскoй фирмoй Ajokki и прoизвoдитeлeм тeлeoбoрудoвaния. Нe выпускaют эти мaшины дoвoльнo дaвнo, и нeвoльнo вoзникaeт вoпрoс: кaк иx вooбщe три штуки нaшли? Oтвeт прoст: эти пeрeдвижныe тeлeстудии нa сaмoм дeлe пeрeдвигaлись нe тaк уж мнoгo. Oбычнo oни приeзжaли нa мeрoприятиe и стoяли нa мeстe, пoкa тeлeвизиoнщики вeли из иx утрoб свoи рeпoртaжи. Тaк чтo пo бoльшoму счёту нeт ничeгo стрaннoгo в тoм, чтo чaсть этиx мaшин сущeствуeт дo сиx пoр. Мaлo тoгo, oни eщё впoлнe успeшнo рaбoтaют.
Увидeть цeлый вывoдoк КAМAЗoв-Ajokki – этo сaмo пo сeбe интeрeснo. Нo нa съёмoчнoй плoщaдкe eсть вeщи пoинтeрeснee. Сущeствуют кaк минимум двa свящeнныx мeстa в любoй съёмoчнoй группe. Этo буфeт и, извинитe, туaлeт.
Туaлeты пo трaдиции жёлтыe.
Тут сeрдцe oпять рaдуeтся: Mercedes-Benz T1 увидeть сeйчaс нa улицe, кoнeчнo, мoжнo, нo oбычнo oни выглядят, кaк пeчeнь aлкoгoликa, a тут – впoлнe живыe.
Нe нaйти буфeт нeвoзмoжнo: вoкруг нeгo стoит сaмaя бoльшaя тoлпa. Нo мнe нe дo нeгo: нaдo пoлучaть свoй трaнспoрт.
Мoй друг был тaк дoбр, чтo прeдлoжил мнe нeплoxoй выбoр. Я мoг сeсть зa руль Ford 2G8Т, GMC CCKW 353, Studebaker US-6, Ford G8Т или oднoгo из двуx лeгкoвыx Фoрдoв. Нa втoрoй дeнь съёмoк к ним дoбaвился eщё и ЗИС-6, нo я в тoт день уже не работал. Итак, что выбрать?
1 / 3
2 / 3
3 / 3
От последних я сразу отказался по двум причинам: во-первых, хотелось сниматься именно на грузовике (это же брутально!), а во-вторых – из-за моей бороды. Да-да! Моя милая, симпатичная бородка киношникам не нравится. И не только моя, они вообще против растительности на лице: трудно гримировать. Либо борода должна быть «по эпохе», либо – сбривать. Лишиться бороды ради искусства мне кажется невозможным, поэтому фаэтоны Ford отпадают сразу. На них поедут мои друзья (один из которых, кстати, весьма бородат, но его борода киношникам понравилась).
И да, ничего смешного нет: ленд-лизовские грузовики в 1938-м году их не смущают, а бороды… Хе-хе, ладно.
Studebaker US-6 отметаю сразу: он уже стоит на позиции, украшенный художниками-оформителями. Охранять стоящий неподвижно автомобиль – увольте. Я так один раз провёл Парад на 9 мая, больше не хочу.
Когда поедут грузовые Форды – неизвестно, а вот GMC CCKW уже требуют на площадку. Ключи, мне ключи! Еду! Хотя какие тут ключи… Зажигание включается поворотом флажка, как это и было принято на американской военной технике. Поэтому прыгаю в кабину своего грузовика и выезжаю на улицу 1938-го года.
Туда-сюда
Улица, надо сказать, заметно изменилась. Появились какие-то строения, которые должны напоминать конец 30-х, на асфальте лежит киношная грязь.
На фотографии видно, что дорожная разметка приобрела странный красный цвет. Это не краска, а плёнка, которую наклеили на разметку. При монтаже фильма полосы такого цвета проще убрать (хотел сказать «отфотошопить», но к видеоформату этот современный глагол, скорее всего, не подходит).
Утро, как назло, стоит ясное. Разумеется, ни один современный режиссёр не допустит, чтобы советское утро, да ещё и в 1938-м году, было ясным. Оно должно быть мрачным и гнетущим. Поэтому на улицах вовсю работают дым-машины, а непосредственно перед каждым дублем по площадке бегает специально обученный человек с дымовой шашкой.
Моя задача – просто поставить машину на обочину. В кадре по дороге на первомайский парад будут идти грустные советские граждане с красными флажками. Поэтому мне надо всего лишь поставить машину и… спрятаться от камер.
Запускаем мотор и едем на площадку.
По рации мне командуют, куда встать. Метр левее, два метра ближе… Встали. Теперь можно сходить к костюмерам.
С костюмом мне не повезло. Не уважают костюмеры несчастных водителей грузовиков. Было всё так.
Засовываю нос в палатку. Несколько грубоватая женщина спрашивает:
– Ты кто?
– Водитель грузовика.
– Ээээ… Тебе вот этого хватит (кидает какую-то тоненькую рубашку защитного цвета или как он там называется, я в этом плохо разбираюсь). И головной убор возьми.
Мне дают кепку, которую, по-моему, носил ещё Дзержинский. На рубашку смотрю с сомнением: несмотря на солнце, день холодный. Снимать куртку и толстовку и щеголять в этом одеянии? Нет уж. Сдохну. Поэтому натягиваю выданную мне рубашку прямо поверх толстовки. Куртку, конечно же, снимаю. Сразу же подбегает какой-то парень из костюмеров:
– Ну что же вы так надеваете? На свою-то одежду? Плохо же сидит!
Он начинает суетливо одёргивать на мне прикид 30-х. Получается так себе, но я очень сомневаюсь, что водители грузовиков в те времена выглядели, как фраеры. Однако молчу.
Парень нахлобучивает мне на голову фуражку. Кажется, он доволен, но фуражка мне мала, поэтому брови у меня встают домиком, а на лбу собирается складка. Костюмер ещё раз критически меня оглядывает и заставляет снять очки – «не по эпохе». Без очков я слеп как крот, но парень доволен. Холодно, голова стянута фуражкой, как обручем, ничего толком не вижу. Но чего только не сделаешь ради искусства! Бегу на площадку к своей машине.
А на площадке тем временем бьются с лошадью.
На лошади в кадре неспешно проезжает милиционер. И всё бы ничего, но у лошади тоже бывают свои абсолютно животные потребности. Дерзко оттопырив хвост, кобыла портит съёмочную площадку. Пауза на уборку.
Меня тем временем просят переставить машину на другое место. Мотор успел остыть, поэтому без «подсоса» мой GMC ехать не хочет. Это плохо, потому что мне надо перескочить через поребрик и загнать машину на тротуар. Но так как GMC – это помесь грузовика, тепловоза и трактора, ему эта задача – как два шкворня об асфальт, даже не надо включать «понижайку». В обычной жизни трогаться на нём надо вообще со второй передачи, так что перескочить поребрик для него – плёвое дело. Плохо только, что он неповоротлив, так что придётся усиленно крутить рулём. Который, само собой, безо всякого ГУРа. Однако машина всё-таки попадает на тротуар, а голос в рации отдаёт последние команды: «Полкорпуса назад!». Назад – так назад.
А для чего мою машину поставили именно сюда?
Машина тут нужна для двух целей. Во-первых, «для антуража». А во-вторых, она просто закрывает собой рольставни, которых в 30-е годы прошлого века не существовало. Знайте: если в кадре стоит брошенный грузовик, он стоит не просто так. За ним скрывается либо парикмахерская, либо банк, либо KFC, либо что-то ещё такое, чего показывать никак нельзя. Это весьма популярный приём киношников.
Честно говоря, думал, будет интереснее. Но нет. Опять повторяются бесконечно «дубль, камера, мотор», опять актёры массовых сцен сбрасывают с себя по команде утепление (читай – верхнюю одежду) и бредут по улице, стараясь не трястись от холода. Я брожу в сторонке, поглядывая на грузовик и прислушиваясь к голосам в рации. Скучно и холодно. Что ж, надо терпеть.
Скуку смог развеять житель одного из домов. Присмотритесь к фотографии.
Человек на балконе никак не хотел спрятаться в свою квартиру. В конце концов ему предложили альтернативу: хочешь попасть в кадр – пойдём в массовку. Надевай костюм тридцатых – будешь бюрократом. Если такового не имеется, выходи в семейных трусах и изображай спортсмена. Жителя эти предложения не вдохновили, и он наконец-то вернулся в квартиру. Стоп, снято!
10 км/ч, 8 метров
Трудно поверить, но часов с девяти утра до половины второго дня снимали только две сцены. В первой массовка шла несколько секунд на парад, во второй главные герои метров сто проходили по улице. Операторам, режиссёру, ассистентам – всем им было весело.
А мне, как и другим водителям старинных машин, было скучно. Я хотя бы переставлял свою машину с места на место, а остальные просто пили чай и ждали своего звёздного часа. Этот час настал только ближе к трём.
Синие от холода акробаты сделали сотый дубль пирамиды и с весёлым матом побежали греться. Мы стали строить свои машины в ряд. Впереди – два кабриолета Ford, за ними – четыре грузовика. Мой GMC стоял вторым.
Тем временем киношники «строили» улицу: ставили гигантские экраны-хромакеи, которые в готовом фильме станут московской улицей.
Оказывается, поставить такой экран можно очень быстро, за несколько минут. Правда, для этого нужны опыт и сноровка.
Мы тем временем готовили машины. Теоретически они, конечно, все исправны, но всем им почти по 80 лет, а некоторым уже и по 90. Поэтому быстро всё проверяем и убеждаемся, что в баках есть бензин. Проверка уровня топлива проходит как раз «по эпохе»: суём в баки палочки и смотрим, сколько в них осталось бензина. При необходимости доливаем.
Ждать команды «мотор» в открытой кабине GMC довольно холодно. Натягиваю на себя куртку, а как только слышу в рации голос режиссёра, скидываю её на пол перед передним сиденьем. И почему-то ловлю себя на мысли, что, когда начинаем движение, мне совсем не холодно. Оказывается, я волнуюсь. Потому что, во-первых, GMC – это близко не какой-нибудь Canter или Mighty. Это суровая куча железа с полным приводом, тяжёлыми педалями, рулём и рычагами.
А во-вторых, я, оказывается, здорово волнуюсь. Страха и волнения на меня нагнали ассистенты, которые «командовали» нашим первомайским парадом.
В рации голос: «Интервал между машинами восемь метров, едем со скоростью 10 километров в час!». Обладатель голоса на всякий случай проходит вдоль колонны и повторяет установку каждому водителю. Тем временем периодически начинает идти дождик, а стеклоочистители у этих машин носят чисто формальный характер. Крыша на GMC брезентовая и дырявая, но на это наплевать. А вот грязное мокрое стекло – это плохо.
Впрочем, тем, кто сидит в кабриолетах, хуже. В первом Форде вообще стоит тишина: он обут в родные шины, так что на сиденье лишний раз лучше не дёргаться: шины могут стрельнуть – возраст.
Камера, мотор, три-два-один! Едем. Проезжем триста метров, останавливаемся. Голос в рации командует занимать исходную позицию. Вся колонна включает заднюю передачу, мы движемся назад. И так раз пять.
Мне не очень повезло: 10 км/ч – скорость для GMC очень неудобная, для первой передачи слишком быстро, для второй – медленно. Но ехать лучше всё-таки на второй, но практически на холостых оборотах. Сцеплением тоже больно не поиграешь: жаль его жечь на этой машине. Поэтому трогаться надо очень быстро, сразу отпуская педаль сцепления и газа. И дальше ехать уже почти всю дорогу на холостых, строго выдерживая интервал. Это сложнее, чем я думал.
Наконец, всё снято. Рация бурчит какую-то благодарность, я снимаю киношную одежду и паркую грузовик в ряд: ночевать машины будут на улице. Рубашка и кепка переходят в руки костюмера, а перехожу к приятной процедуре расчёта. Да, мне за этот съёмочный день (я пробыл с десяти утра до семи вечера) готовы заплатить деньги! Вот это обалдеть. Деньги, кстати, не слишком большие, но всё же три тысячи. Почему бы и нет? Это же только начало карьеры.
Интересно было сниматься? Честно – не очень. Первую половину дня нужно было только переставлять машину с места на место. Во второй да – тут жизнь кипела. Конечно, побывать на съёмках фильма в роли водителя грузовика – это довольно забавный опыт, но больше меня в кино звать не надо. Мне моя работа нравится больше.
Хотя если есть какой-нибудь GMC без водителя, то зовите. Приду из любви к этим 80-летним машинам. Ну и к искусству тоже, хотя GMC мотивирует сильнее.
Выражаю благодарность компании Retrotruck за предоставленный автомобиль и возможность побывать на съёмках. И за три тысячи рублей тоже благодарю.
